В начале девятнадцатого века был золотой период чревовещания. Будучи редким (и редко обсуждаемым), а также загадочным явлением на протяжении веков, чревовещание довольно внезапно вызвало в это время в большой общественный резонанс. Вентрологи, провозглашающие свое собственное самосознание, в мягком парадоксе стали основой популярных развлечений. Несмотря на то, что в литературных произведениях оно представлялось лишь изредка, чревовещание как драматическое и риторическое понятие стало важным и заметным в культурной лексике и критике в ранний период своего развития.

Критика чревовещания

Термин широко подвергается критики Сэмюэля Тейлора Кольриджа. Чревовещание является одним из его любимых терминов. Для Кольриджа, оно любопытно амбивалентное. Термин несет неизменно отрицательный оттенок в критике Кольриджа драмы и драматической поэзии. Тем не менее, чревовещание, регулярно появляется в других его работах как неотразимая фигура для трансцендентного голоса. Эти очень разные ответы на чревовещание указывают на разрыв между реальным и идеальным миром, работой и теорией. Временная известность чревовещания в этот период была отчасти из-за двусмысленности его характера, двусмысленности, не связанной с амбивалентностью Кольриджа. Это было подлинное явление, или это была иллюзия, было ли это естественным или сверхъестественным? Этими вопросами, наконец, были решены сомнения большинства критиков к 1830-м годам.  Чревовещатели, благодаря их собственному явному признанию, наконец, категорировались как шоумены. Вентрология, в раннем периоде развития приобретало удобный статус акта о водевиле. Этот более поздний статус, который продолжается и сегодня, значительно заслонил гораздо большее и более сложное значение, которое когда-то имело понятие о чревовещании.

Чревовещание принимает современные черты

Чревовещание, так как он нарушает голос, также нарушает критические границы. В Европе у чревовещателей, как выяснилось, а затем и было обследовано, существует длинная, очень неясная традиция: чем дольше оно преследовалось, тем старше оно казалась. Однако в ранней американской республике, чревовещание первоначально было слухом из пустоты, голосом отсутствия. И поскольку это условие — бесплотный голос, отсутствующий оратор — любопытно имитирует раннее состояние самого чревовещания, полностью производная история чревовещания в Америке все же имеет с самого начала удивительно самодостаточное и самоопределяющееся качество. Чревовещание как голос отсутствия: мы должны начать с отказа от наших предрассудков двадцатого века и восстановления той ранней эпохи. До 1800 года чревовещание почти исключительно подразумевало не переносимый, а бестелесный голос — голос, предположительно, духа, призрака, Бога или  скрытого или невидимого компаньона исполнителя. Вентролог — это всегда другой голос. Но история чревовещания в ранний романтический период (около 1801-1820 гг.), как и многие другие романтические истории, является этапом постепенного появления и воплощения чего-то совершенно нового.

Каменты закрыты.